Mickiewicz wielki poeta, ale kto go zna, a mnie śpiewa cała Polska i Ukraina – „Hej, hej sokoły omijajcie góry, lasy, doły”.

Tomasz Padurra

Статья из Википедии, на основе материала из Русского биографического словаря А. А. Половцова (1896—1918), чем и объясняется вычурность языка.

Владислава Ерко называют лучшим украинским иллюстратором. Он оформил детские книжки “Снежная Королева”, “Сказки Туманного Альбиона”, серию книг о Гарри Поттере издательства “А-ба-ба-га-ла-ма-га”, романы Пауло Коэльо и Карлоса Кастанеды издательства “София”. Недавно книга Уильяма Шекспира “Гамлет, принц Датский” с иллюстрациями Ерко, получила Гран-при конкурса “лучшая книга Форума издателей -2008”. И таких наград, как украинских, так и заграничных, у Владислава множество. Перед вами - колода неповторимых по красоте и аутентичности карт «Корчма Тараса Бульбы».

Источник: http://www.terra-z.ru/archives/6987

 Запорожцы пишут письмо турецкому султану

"Запорожцы" (также известна под названием «Запорожцы пишут письмо турецкому султану») — знаменитая картина русского художника Ильи Репина. Огромное панно (2,03×3,58 м) было начато в 1880 и закончено только в 1891 году. Этюды к картине художник писал в кубанской станице Пашковской, Екатеринодаре, в поместье Качановка Черниговской губернии и Кубанской области.

По легенде, письмо было написано в 1676 году кошевым атаманом Иваном Сирко «со всем кошем Запорожским» в ответ на ультиматум султана Османской империи Мехмеда (Мухаммеда) IV.

Мехмед IV

Оригинал письма не сохранился, однако в 1870-х годах екатеринославским этнографом-любителем Я. П. Новицким была найдена копия, сделанная в XVIII веке. Он передал её известному историку Д. И. Яворницкому, который однажды зачитал её, как курьёз, своим гостям, среди которых был, в частности, И. Е. Репин. Художник заинтересовался сюжетом, и в 1880 году начал первую серию этюдов.

Д. И. Яворницкий

После 1880 года Репин занимался неспешной и длительной серией эскизов и подбором моделей. Среди моделей, позировавших Репину для картины, были многие известные личности. В частности, для центральных персонажей художник выбрал историка Дмитрия Яворницкого — писарем, а атаманом Сирко — самого киевского генерал-губернатора Михаила Драгомирова. Для смеющегося казака в белой папахе позировал журналист и писатель Владимир Гиляровский. Первый законченный эскиз маслом появился в 1887 году. Репин подарил его Яворницкому. Позже Яворницкий продал его П. М. Третьякову и сейчас он находится в Третьяковской галерее. Основной (можно сказать, классический) вариант картины был завершён в 1891 году.

В. А.Гиляровский

После первого публичного обозрения художника критиковали за то, что по мнению многих картина была «исторически недостоверной». Тем не менее, судьба полотна сложилась удачно. После шумного успеха на нескольких выставках в России и за рубежом (Чикаго, Будапешт, Мюнхен, Стокгольм) картину в 1892 году купил за 35 тыс. рублей император Александр III. Картина оставалась в царском собрании до 1917 года, а после революции оказалась в собрании Русского музея.

Ещё не завершив основной вариант, Репин в 1889 начал работу над вторым, работу над которым он так и не закончил. Это полотно несколько уступает по размерам первоначальному варианту, и является, так сказать, кулуарным экземпляром. Второй вариант «Запорожцев» художник попытался сделать более «исторически достоверным». Хранится он сейчас в Харьковском художественном музее.

(Википедия)

И вот еще одна прекрасная статья Н. Бубело о картине (правда, в ней есть несостыковка со статьей в Википедии по поводу прототипа "смеющегося казака"):

Ab ovo, как говорится...

Послание Мухаммеда IV

Я, султан, сын Мухаммеда, брат Солнца и Луны, внук и наместник Бога, владелец царств Македонского, Вавилонского, Иерусалимского, Великого и Малого Египта, царь над царями, властитель над властелинами, необыкновенный рыцарь, никем непобедимый воин, неотступный хранитель гроба Господня, попечитель самого Бога, надежда и утешение мусульман, смущение и великий защитник христиан — повелеваю Вам, запорожским казакам, сдаться мне добровольно безо всякого сопротивления и меня Вашими нападками не заставлять беспокоиться.

Султан турецкий Мухаммед IV.

Ответ запорожцев Мухаммеду IV

Запоріжські козаки турецькому султану!

Ти, султан, чорт турецкий, i проклятого чорта брат i товариш, самого Люцеперя секретар. Якiй ти в чорта лицар, коли голою сракою їжака не вб'єш! Чорт висирає, а твоє вiйсько пожирає. Не будеш ти, сукiн ти сину, синiв христiянських пiд собой мати, твойого вiйска ми не боiмось, землею i водою будем биться з тобою, распройоб твою мать.

Вавилоньский ты кухар, Макидоньский колесник, Іерусалимський бравірник, Александрiйський козолуп, Великого и Малого Египту свинар, Армянська свиня, Подолянська злодиюка, Татарський сагайдак, Каменецький кат, і у всего свiту i пiдсвiту блазень, а нашого Бога дурень, самого гаспида онук и нашого хуя крюк. Свиняча морда, кобиляча срака, різницька собака, нехрещений лоб, мать твою в'йоб!

От так тобi запорожцi виcказали, плюгавче. Не будешь ти i свиней христiанских пасти. Тепер кончаємо, бо числа не знаємо i календаря не маємо, мiсяць у небi, рік у князя, а день такий у нас, який i у вас, за це поцілуй в сраку нас!

Пiдписали: Кошовий отаман Іван Сірко зо всiм кошем Запоріжськiм

 

...А Илья Ефимович Репин (кстати, почти наш земляк — уроженец Харьковской губернии) писал свое полотно более десяти лет — с 1880 по 1891. Началось все с серии этюдов в 1880. После этого была неспешная серия эскизов и подбора моделей. Первый законченный эскиз маслом появился в 1887. Репин подарил его Д.И.Яворницкому. Позже Яворницкий продал его Третьякову, и сейчас он висит в Третьяковке:

Запорожцы пишут письмо Турецкому султану. Эскиз

И.Е.Репин по ходу работы над холстом неоднократно откладывал в сторону кисти с маслом, и приезжал к нам, на Днепропетровщину (pardonnez-moi, как это ни больно для кого-то звучит — Екатеринославщину), где встречался с Яворницким и другими нашими известными, и не очень, земляками, и делал зарисовки, эскизы, этюды...
Многих персонажей известной картины художник увидел именно здесь, хотя кое-кого нашел и в Петербурге — был такой грех! И вот, интересно все-таки узнать, кто же на самом деле изображен на полотне?

Кто есть кто?

 Например, один из весьма колоритных персонажей срисован с художника Ивана Францевича Ционглинского, преподавателя рисовальной школы Императорского Общества поощрения художеств, активного участника питерского творческого объединения "Мир искусства". Точнее, он был Яном Францевичем, т.к. родился в Варшаве, и по национальности, оказывается, был поляком, однако, все-таки составил компанию запорожцам.

 А вот, скажем, красавчик с благородными чертами лица и вполне интеллигентной усмешкой — не кто иной, как внучатый племянник известного русского композитора М.И.Глинки. А нашел Репин молодого человека в Петербурге — в те времена он (разумеется, Глинка) был камер-пажем.

 Высокий казарлюга с повязкой на голове — это одесский художник Николай Дмитриевич Кузнецов. Шутник, силач, академик Академии художеств, профессор, руководитель класса батальной живописи в Академии. Кузнецов водил дружбу со всей Одессой, был учредителем Товарищества южнорусских художников в Одессе и Одесского литературно-артистического общества. Кстати, пусть вас не вводит в заблуждение его одесское происхождение и русская фамилия — по национальности он был греком.

 Беззубый сморщеный дедок с люлькой был зарисован Репиным со случайного попутчика на пристани города Александровска (нынче Запорожье). Имени его история не сохранила, но его образ запечатлен художником на долгие годы существования картины.

 Типичный бурсак, подстриженный под макитру, и не успевший еще отрастить усов — художник Порфирий Демьянович Мартынович. Обучался в Академии художеств, владел, кстати, филигранной графикой, но из-за болезни в 25 лет был вынужден оставить живопись. Однако, самое интересное то, что Репин его в глаза никогда в жизни не видел. А персонажа "Запорожцев" он писал не с живого Мартыновича, а с гипсовой маски, снятой с лица молодого художника. И еще более забавно то, что бедняга, когда с него (живого!) снимали маску, усмехнулся, и усмешка так и осталась на маске. Так ее Репин и срисовал.

 А для этого хмурого типа с сумеречным взором позировал ни кто иной, как Василий Васильевич Тарновский, украинский коллекционр и меценат, владелец известного имения Качановка. Был, кстати, по совместительству предводителем дворянства Борзнянского и Нежинского уездов Черниговской губернии. В Качановке Репин срисовывал казачью амуницию (а заодно — и самого Василия Васильевича), которой у Тарновского было — завались: его коллекция древностей козацкой эпохи стала основой коллекции Черниговского Исторического Музея.

 На картину попал не только В.В.Тарновский, но и его кучер, Никишка. Здесь он являет собой образ казака Голоты. Репин, будучи восхищен Никишкиными щербатостью, одноглазостью, нетрезвостью и смешливостью, успел его зарисовать, когда они вместе с Тарновским переправлялись через Днепр на пароме.

 Ну, а вот и сам атаман — тогдашний кошевой Сечи, Иван Дмитриевич Сирко — одна из центральных фигур картины. Художник долго искал для него походящий образ, остановившись, в конце концов, на генерале Михаиле Ивановиче Драгомирове, тогдашнем командующем войсками Киевского военного округа, впоследствии — киевском генерал-губернаторе. Герой русско-турецкой войны, шутник, весельчак и балагур, М.И.Драгомиров был необыкновенно популярен среди киевлян. О нем ходили легенды, самая известная из которых — классическая история с телеграммой, посланной самолично императору Александру: "Третий день пьем здоровье Вашего Величества". В общем, генерал, как и И.Д.Сирко, тоже имел опыт оригинального эпистолярного жанра, что, возможно, и подтолкнуло Репина к тому, чтобы именно его выбрать центровой моделью.

 А вот персонаж, изображающий татарина, рисовался, действительно, со студента-татарина. Но, прошу обратить внимание, не все черты лица у него татарские. Прекрасные белые зубы были "позаимствованы" художником (sic) с черепа козака-запорожца, найденного на раскопках возле Сечи. В общем, хороши были наши предки — пальца им в рот не клади!

 Для толстяка, который должен был изображать еще одного хрестоматийного персонажа — Тараса Бульбу — прототипом оказался профессор Петербургской консерватории Александр Иванович Рубец. Несмотря на то, что Александр Иванович жил и работал в Питере, родом он был из Стародуба, являлся потомком польского шляхетского рода. Рубец был талантливым музыкантом и педагогом, прекрасно играл на многих инструментах, включая фортепиано и бандуру. Через его руки прошло более десяти тысяч воспитанников, а его огромное собрание русских, украинских и белорусских народных песен (около шести тысяч!) еще ждет своей публикации — если бы, конечно, его удалось разыскать...

 Из-за Рубца-Бульбы уныло выглядывает худой, высокий длинноусый казак. Ба! Да это ведь еще один музыкант. И кто! Солист Мариинского театра, Федор Игнатьевич Стравинский. Кстати, отец известного композитора Игоря Стравинского. Между прочим, Ф.И.Стравинский был еще и неплохим художником, и в свое время долго колебался — куда поступать: в консерваторию, или в Академию художеств. Любовь к музыке победила, но и во всяких художествах Федор Игнатьевич был замечен — даже в "Запорожцах".

 Ну, а владелец этой обширной лысины и трехэтажного затылка — не кто иной, как Георгий Петрович Алексеев. Личность, надо сказать, уникальная. Предводитель дворянства Екатеринославской губернии, Обер-гофмейстер двора его Величества, кавалер почти всех российских орденов, почетный гражданин города Екатеринослава, страстный нумизмат, автор научных трудов по русской нумизматике. Весьма анекдотична история, о том, как он позировал Репину. Тот, увидев его уникальные затылок и лысину, загорелся желанием запечатлеть их на картине. Однако Алексеев с негодованием отверг предложение художника позировать ему в столь неприглядной позиции. Здесь на помощь Репину пришел Яворницкий. Пригласив Алексеева посмотреть свою коллекцию монет, он втихаря посадил художника сзади, и пока доверчивый нумизмат любовался коллекцией, проворная рука мастера изобразила его в нужном ракурсе. Георгий Петрович, узнав себя уже в Третьяковке, был очень обижен на обоих, но делать было нечего...

 Полуголый запорожский вояка (заодно и картежник) — это приятель Репина и Яворницкого, наш земляк, педагог народной школы, Константин Дмитриевич Белоновский. Впрочем, картежником он был лишь по сюжету картины, а вовсе не в жизни. Кстати, именно потому, что сей персонаж должен являть собой образ не только воина, но и любителя азартных игр, он изображен с голым торсом — при серьезной игре казаки снимали рубашки, чтобы не прятали карты за пазуху и в рукава.

 Ну и, наконец, еще один центральный персонаж картины: писарь, он же Дмитрий Иванович Яворницкий, собственной персоной. Ну, не мог Репин не изобразить на картине нашего славного земляка! Ведь именно Яворницкий являлся главным вдохновителем и консультантом художника. Именно с экспонатов собрания Яворницкого Репин срисовал большую часть амуниции, оружия и прочей казацкой атрибутики. И, как уже было сказано, первый законченный эскиз картины Илья Ефимович подарил именно Дмитрию Ивановичу. Между прочим, усмешку, которая запечатлена на картине, Репину удалось выдавить из Яворницкого не сразу. Когда Яворницкий приехал в мастерскую художника позировать, он был весьма хмур. Но у Репина кстати нашелся журнал с карикатурами, который он подсунул Яворницкому. Тот, просмотрев несколько страниц, заулыбался, и в таком виде попал в окончательный вариант картины.

К сожалению, пока что мне не удалось опознать всех персонажей, изображенных на картине. А ведь известно, что Репину позировали для нее и Гиляровский, и Мясоедов, и Мамин-Сибиряк, а может, и еще кто-либо из известных людей. Попали они в окончательный вариант картины, или нет — это вопрос, который еще ждет своего ответа. Кто его даст, и даст ли его кто-нибудь — время покажет...

«Запорожцы»: эпизод 2. Атака клонов.

Мало кто знает, что эта картина имеет два варианта. Основной, можно сказать, классический вариант был завершен, как уже было сказано, в 1891 году. Но, еще не закончив первый вариант, Репин в 1889 начал работу над вторым, который закончил, по одним данным в 1893, по другим — в 1896 году. Точнее говоря, эту работу он не закончил, а прекратил, вторая версия картины так и осталась незаконченой.

Хранится она нынче в Харьковском художественном музее, куда попала в 1935 из Харьковского исторического музея, которому, в свою очередь, в 1932 она была презентована Третьяковкой. Это полотно несколько уступает по размерам первоначальному варианту, и является, так сказать, кулуарным экземпляром. Харьковчане, конечно, гордятся "своими" «Запорожцами», но по-моему, клон все-таки проигрывает исходнику.

Хотя, надо сказать, основная версия картины со стороны многих явилась предметом весьма острой критики. Репина критиковали за "историческую недостоверность" картины: в основном досталось хлопчику, набивающего люльки запорожцам, которого Илья Ефимович поместил в левом нижнем углу картины (кстати, писал он его со своего малолетнего сына Юрия), а еще автор получил по первое число за "белую свитку", развернувшуюся спиной к зрителям и занявшую всю правую часть картины. Хлопчика художник убрал, кинув на его место какой-то пестрый кунтуш (вот так: пожертвовал сыном ради исторической достоверности!). Что же касается "белой свитки" — таковая осталась на своем месте как немой памятник упрямству автора.

Второй вариант «Запорожцев» автор, похоже, попытался сделать более "исторически достоверным", но явно оказался неудовлетворен результатом, и бросил на полпути.

Ну, а судьба основного варианта картины сложилась счастливо. После шумного успеха на нескольких выставках в России и за рубежом (Чикаго, Будапешт, Мюнхен, Стокгольм) картину в 1892 году купил сам государь — император Александр III. Художник был счастлив! Еще бы! Ведь августейшая особа выложила за нее ни много, ни мало, как 35 000 полновесных царских рубликов. По непроверенным сведениям, при совершении этой сделки протекцию Илье Ефимовичу составил не кто иной, как Михаил Иванович Драгомиров (что, в общем-то, не удивительно, учитывая откровенные украинофильские настроения генерал-губернатора). Картина оставалась в царском собрании до 1917, а затем, после пары революций и реквизиций она оказалась в собрании питерского Русского музея, где и находится по сей день.

Снова ab ovo.

С чего же все началось? Для начала был найден исторический документ. Точнее, найден был, разумеется, не сам документ, а его копия, сделанная в 18 в. Она попала в руки нашего известного земляка, этнографа Якова Павловича Новицкого, от некоего безвестного любителя украинской старины. Новицкий по-приятельски передал найденную копию своему другу Яворницкому, а тот как-то раз зачитал ее, как курьез, своим гостям, среди которых был, в частности, И.Е.Репин. Ну, а дальше вдохновение художника и горячее соучастие Д.И.Яворницкого сделали свое благое дело.

Однако, сам знаменитый ответ вряд ли когда-либо покидал пределы Сечи в составе дипломатической почты, и уж тем более вряд ли попадал в руки турецкого султана. Скорее всего, казаки, потешившись вволю, и сублимировав, так сказать, свое творчество в оригинальном эпистолярно-дипломатическом жанре, оставили это письмо в архиве вместе с остальными бумагами. А свои ответы они предпочитали давать не пером, а таки саблей и мушкетом.

Жизнь этого человека окутана легендами. Иван Дмитриевич Сирко (около 1610 - 1680), славный кошевой атаман Запорожской Сечи, олицетворял, пожалуй, как никто из когорты выдающихся украинских полководцев XVII века, рыцарский характер. Военный и политический деятель, он до самой смерти, избирался сечевиками кошевым атаманом, потому и вполне справедливо считался самым успешным защитником украинского народа. Крупнейших лавров он добыл в борьбе с турками и крымскими татарами. Придирчиво подсчитал количество побед Сирко (без единого поражения их набралось 55!) выдающийся исследователь Запорожской Сечи Дмитрий Яворницкий.

Двенадцать раз Запорожская Сечь избирала Ивана Дмитриевича Сирко кошевым атаманом. За период многовекового существования Сечи ни один кошевой атаман не нажил такой любви и почета среди сечевого общества. Украина - Левобережная, Правобережная, Слобожанщина - в 60-70-е годы XVII в. не знала человека, который бы мог сравниться популярностью с Иваном Сирко. Всеобщее признание и безграничную благодарность современников приобрела тогда возглавлена ​​Иваном Сирко героическая борьба казачества против турецко-татарских орд, которые угрожали геноцидом украинскому народу. Запорожский витязь ставил самой первой и самой главной целью каждого похода спасение пленников из плена, освобождение невольников, которые умирали в тяжелом рабстве в султанской Турции и Крымском ханстве. Великий талант полководца, личная храбрость, мужество и отвага сочетались в нем с безграничной преданностью народному делу.

Отмечая эти качества, надо бы подчеркнуть и чисто человеческих чертах характера Ивана Дмитриевича: расчетливый и мудрый, демократический, он был до аскетизма скромным в быту и глубоко верующим. На Сечи жил в шалаше, ел вместе с казаками из одного котла, носил, как и все, простую одежду. Историки считали, что по своим спартанскими привычками напоминал кошевой киевского князя Святослава.

Еще при жизни Ивана Сирка о нем ходили легенды, о его подвигах складывались думы и песни. Знаменитое письмо-пародию запорожских казаков султану Оттоманской Порты, неизвестно когда и кем создан (имеем его варианты еще с начала XVII в.), народная память связала именно с этим легендарным кошевым. На всемирноизвестной картине Ильи Репина "Запорожцы пишут письмо турецкому султану" воспроизведен образ Сирка, хотя о портретном сходстве говорить трудно - ведь до нас не дошла иконография героя.

Иван Сирко (фрагмент картины Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану»)

Но и в настоящее, отдаленное тремя столетиями от тех бурных времен, когда жил Иван Сирко, он является героем исторических романов, повестей, пьес, рассказов, поэм и стихотворений.

Летопись жизни Ивана Сирко - это головокружительная одиссея, в хитросплетениях которой можно и запутаться. Даже год и место его рождения доподлинно не известны. Отец Юрий Мыцик, доктор исторических наук из Киево-Могилянской академии, считает, что будущий кошевой родился на Подолье. Большинство исследователей называет его родиной поселок Мерефа на Слобожанщине. Практически нет свидетельств о первых 35-40 годах жизни Сирко.

Дмитрий Яворницкий дал такой портрет славного кошевого: "И по характеру, и по всем своим действиями Сирко представлял собой тип настоящего запорожца. Он был храбр, отважен, упорен, не всегда устойчив, не всегда верен своим союзникам; он любил иногда погулять и хорошо подвипить и во хмелю показать свой казацкий пыл; он был склонен минутной увлечься новой мыслью, новым делом, чтобы потом отказаться от собственного намерения и прийти к совершенно противоположному решение ... "Нужда закон меняет", - часто говорил Сирко, и, очевидно, действовал согласно своей любимой пословице ".

Первое из свидетельств о деятельности Сирка - интересная, но и до сих пор практически не задокументирована история участия полка запорожцев в Тридцатилетней войне (1618 - 1648) на стороне французов. В 1644 году Богдан Хмельницкий как военный писарь Войска Запорожского в Варшаве встречался с послом Франции графом де Брежи. За год был-таки подписан договор-контракт и 2500 казаков через Гданьск по морю добрались до французского порта Кале.

Возглавляли этих кондотьеров полковники Сирко и Солтенко. Впереди их ожидали интереснейшие события - осада и штурм неприступной испанской крепости Дюнкерк (которую называли "ключом от Ла-Манша"). Последнюю неоднократно во время многих конфликтов пытались взять французы, но все безрезультатно ... Казаки "разобрались" с противником за несколько дней.

Историки и писатели второй половины ХVII века отмечали военные доблести Сирка, причем это делали и те, которые враждебно относились к освободительной борьбе украинского народа. Это касается прежде всего польского хрониста Веспияна Коховского, который писал: "Страшный он был в орде, ибо был опытный в военных делах и отважный кавалер ... пригожий мужчина, воинской натуры и не боялся ни слякоти, ни мороза, ни солнечной жары. Он был чуткий, осторожный, терпеливо сносил голод, был решителен в военных опасностях. Летом он находился на порогах, а зимой - на украинском пограничье. Он не любил тратить время или заигрывать с женщинами, потому что постоянно сражался с татарами ... "

На долгие годы Сирка поглотила борьба против Османской империи и ее вассалов - Крымского ханства и ногайских орд. Сирко выходил победителем из десятков антиосманских походов. Достаточно сказать, что в борьбе против агрессии Османской империи Сирко провел более 55 успешных походов и ни одного не проиграл!

Его запорожцы наводили страх на все северное побережье Черного моря и Крым, неоднократно брали Очаков, Белгород-Днестровский, Измаил, Килию, Тягиню (Бендеры), Арабат, Перекоп, даже Яссы; татарские матери пугали детей именем Сера.

1675 Сирко совершил блестящий поход, заблокировав вторжение Турции на Чигирин, разбил крымскую орду и янычар Ибрагим-паши, которые вторглись на Украину. 1679 году султан Турции планировал поход на Украину и Россию, отдельно на Сечь готовилось вторжение 25000 турок. Последняя боевая акция Ивана Сирка была осуществлена ​​за несколько месяцев до его кончины. 1680 году совместно с донцами Сирко последний раз опустил свою победную булаву в битве с ордынцами. Возвращаясь из похода, заболел и поехал из Сечи за 10 ерств на свою пасеку в село Грушевка (ныне село Ленинское Днепропетровской области). В "Летописи" Самуила Величко читаем: "... того же лета, 1 августа, преставился от этой жизни на своей пасеке Грушевцы, поболев определенное время, славный кошевой атаман Иван Сирко ... похоронен он знаменито ... с пребольшой пушечной и мушкетной стрельбой и с большим сожалением всего Низового войска. Ибо это был вождь, который с молодых лет вплоть до своей старости ... не только значительно воевал за Крым и сжег в нем некоторые города, но также громил в диких полях ... многочисленные татарские чамбулы и отбивал пленный христианский ясырь ".

Похоронили Ивана Дмитриевича в селе Копуливка. 1967 году его перезахоронили на другом конце села, потому что воды Каховского водохранилища приблизились к могиле. Досадно, но Сирко лежит в земле без головы: череп некоторое время "путешествовал" - в Москву в антропологическую лабораторию, в Никополь, и наконец оказался в Днепропетровском историческом музее. На кресте, стоявшем на могиле Сирка, некоторое время, была надпись: "Кто будет семь лет перед Пасхой носить по три полы на мою могилу, то будет иметь такую ​​силу, как я, и будет знать столько, сколько я". Именно здесь следует обратиться к феномену "характерництва". Почти все казацкие гетьманы, кошевые атаманы и знаменитые полковники были "характерниками" (среди них - Дмитрий Байда-Вишневецкий, Иван Подкова, Самойло Кошка, Северин Наливайко, Петр Сагайдачный, Максим Кривонос, Дмитрий Нечай и крупнейший из них - Иван Сирко). Это казаки, которые владели магией, - могли видеть будущее, события, происходившие за сотни километров в других краях, влияли на сознание людей, лечили смертельные раны (даже ставили на ноги мертвых!), находили сокровища, выходили сухими из воды ("на Днепре войлок проложат и идут "). Официальная церковь обвиняла "характерников" в колдовстве.

Современник так писал о кошевом: "Иван Сирко - пребольшой колдун. Недаром его турки называли шайтаном ". Для воинов ислама, отуреченных он и впрямь был лихим воином ...

Источник: http://slavs.org.ua/kharakternik-van-srko

 Серге́й Ива́нович Василько́вский (7 октября 1854, Изюм, Харьковская губерния — 8 октября 1917, Харьков) — украинский живописец.

Высоко ценя творческую независимость, Васильковский не связывал себя членством в каких-либо объединениях и представлял свои работы на выставки разных товариществ Петербурга, Харькова, Киева. От Академии Васильковский отошёл.

В 1900 году организовал в Харькове первую персональную выставку из 120 произведений.

Перед смертью он завещал Музею археологии и этнографии Слободской Украины более 1340 своих произведений и значительную денежную сумму для создания в Харькове большого национального художественного музея.

Художник Сергей Васильковский оставил почти 3000 работ, в последние дни жизни полторы тысячи из них он передал Харьковскому художественному музею. К сожалению, большая часть из них погибла во время Великой Отечественной войны, и сегодня в музеях и частных собраниях находится около 500 его произведений.

Казак в степи. Тревожные знаки, до 1917 г.

Казачий пикет, 1888 г.

В центре картины «Казачий пикет» (1888) - три лошади на лугу на рассвете; справа, у костра, сидят казаки, несущие стражу в степи. Пространство неба и глубина необозримых далей, окутанных голубовато-лиловым туманом, сочность степных трав и влажность воздуха передаются тональными градациями цветовых оттенков. Жанровая сцена выступает неотъемлемой частью мира природы, поэтому картина, обозначенная чертами исторического полотна, по сути остается пейзажем.

Сторожа Запорожских вольностей, 1890

Картина «Сторожа Запорожских Вольностей» считается самым значительным произведением художника на историческую тему. Два всадника, остановив лошадей, вслушиваются в тишину безлюдной, выжженной солнцем степи. В крепких фигурах - уверенность и достоинство. Изображены они со спины, в легком повороте влево. Впереди, на горизонте, блестит полоса Днепра, справа - курган; над ними высокое небо с облаками. Казаки неотделимы от пейзажа, они усиливают его значимость. Всадники - на страже. Их статичность - временная, и в любой момент она может перейти в движение. В общей светлой цветовой гамме зеленовато-охристых и голубоватых тонов сдержанным акцентом выступает контраст красного и белого в казацкой одежде. Направленное вглубь, к горизонту, движение облаков, плавные, спокойные ритмы пространственных планов передают бесконечность свето-воздушной среды, эпичность пейзажа. Отказавшись от внешней повествовательности, художник достигает внутренней глубины простого сюжетного мотива, основной идеей которого является идея патриотизма.

 Запорожец в дозоре

Портрет Конашевича-Сагайдачного, ок. 1900 г.

Войсковой писарь, 1900 г.

Полковник реестрового левобережного полка у кунтуше, 1900 г.

Задунайский запорожець, 1900 г.

Артиллерист времен гетьмана И. Мазепы, 1900 г.

Тип запорожца, 1900 г.

Тип запорожца, 1900 г.

Сечевой дед,  до 1917 г.

Источник: Википедия 

Мир народных преданий и легенд удивителен и загадочен, ведь он донес до нас образы происходящего в стародавние времена. Герои больших битв и походов ушли в никуда, сгинули бесследно. Но тем ни менее, народ помнит о своих героях и рассказывает, передает историю, естественно немного приукрашая и приверая ее.
Предания переходят по наследству от отцов к детям, передаются устно, а многие и записываются.
Так и казачество стало легендой и сказанием, ведь нет больше практически ничего, что связывало бы настоящее с тем прошлым, которое ассоциируется с днепровскими порогами с Сечью, с волнами Каховского моря . Но слава и память о героях  не умерла, она сохранилась и до наших дней, эти волшебные и прекрасные сказания о казаках и их жизни, об их традиционных танцах, одеянии, и самое главное - об их незабываемых подвигах, о верности, и бесстрашии.
Рассказывают о том, что многие казаки умели сон на врагов навевать, и туман насылать, выходить из воды в сухих одеждах, а из пламени в мокрых, видеть предателей и вражеские мысли читать.
Стоит отметить, что основная часть легенд и преданий была записана на Украине только в девятнадцатом веке, хотя первые упоминания о легендах встречаются во многих летописях, которые относятся к первой половине шестнадцатого века. Историк Папроцкий, смог удачно описать довольно неудачный поход гетмана Самуила Зборовского в Молдавию, который происходил в 1583 году, и смог привести достаточно достоверные сведения. Возле турецкой крепости на Днепре во время сложных переговоров с огромной делегацией один казак не смог себя сдержать и выстрелил в татарина. Конечно, гетман был очень возмущен таким поведением и хотел предать виновного казни, но этому помешало многочисленное войско, которые с огромным усердием защищало своего товарища. Ведь именно он мог заговаривать вражеские пули и мог сделать их безвредными не только для себя, но и для всего своего отряда, в котором находился, называли его "характерником".
А еще раньше Мартин Бельский описал битву Ивана Подковы с молдавским господарем. Он упоминает, что среди его войска был казак, который умел заговаривать вражеские пули. Конечно, все это кажется достаточно сказочным и нереальным, но многие действительно верят в существование сил, которые помогали казакам противостоять врагам, иначе как можно было объяснить многочисленные победы, одержанные небольшим войском.
Что же значит "характерник" (от греческого character - отличительная черта) ? Это значит, что у человека есть какие-то необычные сверхъестественные возможности, и соответственно он выделялся среди общей массы. Хотя часто бывало и иначе, общая молитва могла иметь огромную силу, и ей тоже приписали чудодейственные качества.
Знаменитый кошевой атаман Иван Сирко, считался характерником, потому что его войско практические не знало поражения, и ему действительно удавалось выходить из воды сухим, образно или действительно, это не столь важно. Предание донесло много имен таких уникальных казаков, которые совсем не упоминаются в документах, но хотя, как нам кажется, казаки с такими способностями действительно существовали.
Иногда характерников, называли магами, колдунами и вещунами, они действительно многое могли и пули заговорить, и туман на врага навести и главное мысли вражеские прочитать и в свою пользу пустить.
Конечно, самой яркой чертой таких казаков была неуязвимость от пуль и от сабель, благодаря такому сказочному свойству чародеи и попали в поле интересов польских историков. Многие сильно верили в эти способности, и спустя несколько столетий легенды ходили в селах, и многие даже были записаны.
Д.И. Яворницкий в своём сборнике "Запорожье в остатках старины и преданиях народа" (1888г.) пишет из народных уст про запорожцев: "А як вийдуть на вiйну, то iх б`ють кулями, а вони собi й байдуже: пазухи порозставляють i збирають туди кулi. "Та ну бий!" - кричить кошовий хлопцевi, а сам i без пiстоля i без рушницi стоiть. "Пiдожди, батьку, наберу куль та тодi i пострiляю." В другой легенде про кошевого Сирка говорится: "Сiрко - це кошовий такий. Вiн такий був, що дещо знав. Оце бувало вийде iз куреня та й гука на свого хлопця: "Ану, хлопче, вiзьми пiстоль, стань там та стрiляй менi в руку!" Той хлопець вiзьме пiстоль та тiльки - бух! - йому в руку. А вiн вiзьме в руку кулю, здаве ii та назад i кине. Вони, тi запорожцi, всi були знайовитi..."
Народ издавна верит в то, что молитвами можно заговорить все, что угодно, и беду и несчастье от себя отвадить, и счастливую долю найти. Конечно, носителей таких молитв в настоящее время не существует, но представление о таком явлении можно получить прочитав книгу И.Сахарова "Сказания русского народа".
Во многих заговорах, которые использовали казаки, они обращаются к каменному мужу или красной девице, как они заговаривают пули и стрелы, чтоб до них не долетели и т.д.
Также желали, чтобы тело было сильнее, а одежда стала каменной, и пули могли от нее отскакивать, чтобы оружие поражало врага.
Такие и подобные тексты сохранились, но как правильно ими пользоваться, как их читать, не знает никто.
Также народные сказания приписывают казакам возможность наводить на врагов туман.
Я.П.Новицкий приводит легенду про битву турков с русским войском, на помощь которому приходит запорожский характерник: "Запорожець пiдняв руки i пiймав ядро. "Ось бач, каже, який гостинець! Ну тепер, каже, глянь на острiв: шо там?" Глянув царь, аж турок сам себе руба, сам на себе пiдняв руку i пiшов потоптом. Пiднялась велика курява, а потiм стихло. "Дивись тепер" - каже запорожець. Глянув царь, аж нема нi одного живого турка, порубали самi себе..."
Многие предания указывают на то, что многие казаки видели будущее, "Там запорожцi бились з татарами... Як iх сила, то вони покладуть усiх до одного, нi одного не випустять. А як несила, то вони зроблять або рiчку, або лiс, такий лiс, що його нi пройти, нi проiхати. Та тодi тi - татарва, то що наткнуться, подивляться, а воно рiчка або лiс, та й назад. А пiсля як роздивляться, а воно того нема нiчого. Отакi були тi запорожцi." Такие совсем уж сказочные предания тем не менее были очень популярны в народной среде, особенно часто встречающийся мотив о том, как хитрый запорожец отводит врагам очи, и они не могут его ни связать, ни заковать в цепи. Подобный сюжет появляется и на страницах романа "Чорна рада" Пантелеймона Кулиша, известного писателя и этнографа: "Да й згадав, як у старого Хмельницького сидiв у глибцi такий, що ману напускав. "Що ви, - каже, - що мене стережете? Як схочу, то лиха встережете мене! Ось зав`яжiть мене в мiшок." Зав`язали його да й притягли за трямки, аж вiн йде з-за дверей: "А що, вражi дiти! Встерегли?"

Если верить многочисленным преданиям, то казаки могли иметь также способность оборотничества. Они могли превращаться в волков. Некоторые писатели описывают силу таких возможностей превращения. " Тодi зiскочив з коня, дав його другому козаковi, а сам кувирдь - та й зробився хортом i побiг до татар... Як стали тi татари вiдпочивати, то той хорт поробив iм так, що вони всi поснули. Тодi вiн назад до козакiв та знову кувирдь - i зробився чоловiком!".
Хортиця, являлась центом язычества, и многие считают, что казачество там появилась совсем не случайно.
С культурой превращения в волка связано и умение характерников при помощи зеркал видеть замыслы врагов. Многие казаки умели исцелять при помощи молитв, кроме того только один казак в отряде занимался кашеварством, при этом читал молитвы, которые изгоняли напасти им приносили удачу.
Вот что пишет про казаков С.Н.Сергеев-Ценский: "Это были вообще серьезного склада люди, дававшие обет безбрачия и строго державшие этот обет, почитавшие свое кашеварство настолько святым занятием, что не давали казакам даже уголька из костра запалить люльку, когда варился борщ. Костру, впрочем, они придавали и лекарственное значение и неизменно зажигали его тогда, когда оказывался среди казаков раненный черкесской пулей или шашкой".
Приготовление пищи считалось особым знахарским занятием, которое сопровождалось чтением молитв и заговоров, обрядовым разжиганием костра и набратием воды из колодца.
Знахарство и кашеварство тесно связанны в культуре казачества. Применение трав также относят к характерникам, при помощи многих трав отыскивали клады, открывали замки, травы были необходимы в борьбе с нечистой силой и чертовщиной, при помощи трав изгонялись злые ведьмы. Все эти свойства и умения тесно переплелись между собой и приписывались именно характерникам.
В предании об Иване Сирко говориться, что он родился на свет сразу с зубами, и как только баба повитуха его поднесла к столу, он схватил пирог и съел его. Сами же казаки верили своему атаману и считали, что он действительно обладает уникальными возможностями. Известны в преданиях и другие исторические личности, такие как Семен Палий, Григорий Сагайдачный, батько Харко (Захарий Чепига), казак Кравчина - все они также считались характерниками.
Многое рассказывают о запорожских казаках. Говорили, что они могли даже уплыть на нарисованной лодке, нырнуть в стакан воды и вынырнуть в реке или море.
А Андриан Кащенко высказался по этому поводу так: "Как человек с разумом и необычным везением, то люди и считают его характерником... Умные были запорожцы, умудренные во всем, духом и волей сильные, вот и достигали того, что нам заказано. И только-то!"

По мотивам статьи Мискина Р.В.

Источник: http://www.i-patriot.ru/node/85

Казак-бандурист. Нач. XIX в. Национальный художнественный музей Украины

Казак Мамай — один из самых популярных на Украине образов казака-рыцаря, которого называют космогоническим олицетворением украинского народа в целом. Впервые появляется в народном украинском кукольном театре, так называемом вертепе. Образцы картин Казака Мамая появляются с середины XVIII века. Символ стал настолько популярным и метким глубинным образом среди народа, что даже конкурировал с иконами.

Сказания о казаке Мамае можно встретить среди народных легенд, переводов, прибауток. Но лучше всего его образ воспроизведен в народной живописи: в бархатном жупане, сафьяновых сапогах и синих шароварах; круглая выбритая голова с закрученным за ухо «оселедцем», длинные усы, черные брови, карие глаза, тонкий нос, румяные щеки — перед вами портрет красавца-молодца, которым он сложился в народном воображении.

Казака Мамая на таких картинах всегда рисовали с кобзой, которая является символом певчей души народа. Конь на картине символизировал верность, дуб — силу духа. Часто на рисунках мы видим изображение копья с флажком, казацкого штофа и рюмки. Это были вещи, связанные со смертью казака, — копье ставили на месте захоронения, штоф и рюмку клали в могилу — они напоминали о мимолетности жизнь и о казацкой судьбе, в которой угроза смерти в бою была повседневной реальностью.

Такие картины рисовали на полотне, на стенах зданий, окнах, посуде, ульях и даже на дверях яркими, сочными красками часто с надписью: «Я казак Мамай, меня не занимай». Это свидетельствовало о доброте, независимости и веселом нраве хозяев. Упомянутые рисунки, которые дошли до нашего времени, не только удачно украшали дом, но и рассказывали о вкусах и мировоззрении хозяев.

"Казака з ляхом розговор". Первая пол. XIX в. Национальный художнественный музей Украины

Статья В. В. Грибовского о возможном прототипе образа Мамая:

Казак Мамай: истоки образа и украинские параллели

Эпоха казачества вошла в украинский фольклор как «золотой век», героическое время, когда народ жил полноценной жизнью, упоённый грандиозностью собственных исторических свершений. Но, наверное, нигде так полно не отразилась тоска об утраченном былом величии, как в народной картине «Казак Мамай». Здесь в предельно лаконичном символизме переплелись и народные представления о запорожском казачестве, и о том историческом контексте, на фоне которого развёртывалась его деятельность.

Вот он, казак-характерник, который, разостлав волшебный ковер посреди реки, почивает за трапезой, зачаровывая игрой своей кобзы окружающую его природу. Затем он может – так, между прочим, – изловить троих турок своими шароварами, повязав их очкуром, или же, верный своей рыцарской судьбе, так же непринуждённо сломать хребет десяти ляхам. Это – настоящий, живой народный миф, наивно-реалистичное ощущение исторической действительности. А миф, как писал известный философ А.Ф.Лосев, «совсем далек от субъективного произвола и предвзятости, безответственной фантазии». Дух эпохи отражается в нём не как конкретные события, эпизоды, а как нечто типичное, характерное. Для запорожского казачества была типичной и характерной борьба против турецко-татарской агрессии, также как и противостояние с поляками времен Хмельниччины и Гайдамаччины.

Откуда же истоки óбраза Казака Мамая, который, совсем не по-украински скрестив ноги на лоне ещё не совсем украинской, степной природы, стал настоящим типажом украинской культуры? Его прообраз происходил с Востока, точнее от культуры степных соседей запорожцев, кочевых ногайцев. Мы не подозреваем, сколько заимствований произошло оттуда. И та же кобза (у тюрко-кипчакских народов – кобыз), и то же слово ‘казак’ (у тюркоязычных кочевников казаками чаще всего называли тех, кто в силу разных причин выпадал из своей орды, рода, аула, уже не занимался кочевым скотоводством, а исключительно военным промыслом); планировка Запорожской Сечи (курени, радиально расположенные к майдану, где находилась церковь и войсковой скарб) уж очень напоминала кочевой ногайский аул, остановившийся на стойбище. Да и сам обычай запорожцев становиться в круг для совещания (коло) наверняка происходил от обыкновения кочевнической аристократии так же располагаться во время курултая, ибо круговое расположение подчёркивало равенство собравшихся. Да ещё не так давно в наших селах бытовал обычай толоки, когда родственники и соседи собирались для помощи, например, в строительстве дома, или сами же дома, некогда бывшие турлучного типа (каркас стены – из палок, переплетённых лозой и обмазанных глиной или навозом) одинаково характерны как для Юга Украины, кавказских предгорий, Поволжья и казахстанских степей.

Культурное влияние степняков на выходцев из Украины – территории с древней земледельческой культурой – вполне понятно. Запорожцы, эти пионеры украинской земледельческой колонизации степных пространств, приспосабливались к малознакомой степной стихии, и потому перенимали те навыки, что нарабатывались кочевнической культурой многие тысячелетия. Но как же быть с Казаком Мамаем? С каким реальным персонажем можно его увязать?

В фольклоре современных казахов, каракалпаков, поволжских татар, на историческое развитие которых оказало большое влияние Ногайская Орда – крупное кочевническое государство, существовавшее в междуречье Волги и Урала в 15-17 веках, сохранился так называемый ногайский пласт. Это – сказания о ногайских богатырях. Среди них видное место занимает эпос «Орак (Урак) и Мамай». Оба они – реальные персонажи, жившие в 16 веке. Известно, что Мамай – сын ногайордынского улубия (великого князя) Мусы, который содействовал крымскому хану Мухаммед Гирею в завоевании Астрахани в 1523 г. Впрочем, эпический образ Мамая – собирателен, поскольку в нём отражена деятельность и другого персонажа – Ших-Мамая, жившего несколько позднее – в средине 16 века. Этот последний был противником улубия Исмаила, принявшего российское подданство и содействовавшего царю Ивану Грозному в завоевании Астрахани 1556 года.

Итак, в эпосе Мамай и Ших-Мамай совпали в одном персонаже. В сказании, которое анализировал академик В.М.Жирмунский, хан Муса (скорее – князь, бий) от двух жён имел 12 сыновей. Мамай и Орак родились от старшей жены. После смерти Мусы народ избрал ханом Мамая, а Орак стал его полководцем. Но вот Исмаил, сын от младшей жены, преисполненный зависти и коварства, стал строить козни своим старшим братьям, стараясь их рассорить. Вскоре Мамай, успешный правитель и удачливый полководец, умер от колдовства Исмаила, а Орак был убит по его наущению. Исмаил коварно завладел ногайским престолом, рассорил весь народ. Время его правления – начало вселенской катастрофы, в следствии которой некогда могущественные ногайцы рассыпались по всему свету, терпя лишения и унижения. Завоевания Астрахани русскими воеводами привело к расколу ногайского общества, начались бесконечные кровавые усобицы; нарушение чёткого ритма кочевнического хозяйства вызвало грандиозный голод и эпидемии. «Земля их пропала, государь», – так доносили российскому царю о ногайцах. Вот почему, по мнению В.М.Жирмунского, бий Исмаил в ногайском фольклоре предстаёт как источник зла и причина всех бедствий.

Как же был переосмыслен на украинской культурной почве образ этого ногайского богатыря-правителя, сильного, удачливого, подающего большие надежды, любимого народом и ставшего жертвой коварства? Мне думается, – очень близко к первоначальному смыслу. Ведь народная картина «Казак Мамай» получила распространение со второй половины 18 века. То есть в то время, когда была ликвидирована Гетманщина (1764 г.) и разрушена ЗапорожскаяСечь (1775 г.). Отгуляла казачья вольница, подававшая сколько светлых надежд и так бесцельно растратившая столь мощный потенциал.

Присмотримся к сюжету картины, незначительно варьирующемуся в разных списках. Казак Мамай – с кобзой, он статичен. Рядом без дела лежит оружие – рушныця, сабля, пистоли; дальше – его верный спутник конь, низко склонивший голову. Динамики нет, она уже в прошлом. Зачарованное игрой казачьей кобзы растительное и животное царство как будто застыло в ожидании неотвратимой опасности, что надвигалась на утомлённую своим стихийным самоутверждением степную вольницу. Тот же мотив чувствуется и в другой распространённой в то же время народной картине – иконе Покровы Божей Матери, где изображены запорожцы под Её Покровом, с кошевым атаманом Петром Калнышевским во главе. Они стоят в своем обычном облачении, при оружии. Калнышевский, будто предчувствуя разрушение Сечи, обращается к Богоматери, с прошением защитить казаков. Надписью выведены его слова: “Молимся, покрой нас честнымТвоим Покровом, избави от всякого зла”. На что Богоматерь, склонив голову над запорожцами, отвечает: “Избавлю и покрою люди моя”.

Казак-бандурист. XVIII в. Национальный художнественный музей Украины

     Многие исследователи сходятся на том, что имя "Мамай" неразрывно связан со словом "мама", которое на санскрите означает "дядя". Это не просто родной дядя, а человек, который воспитывал ребенка, учил его различным искусствам, ремеслам и вообще науке жизни. В татарском языке "Мамай" означает страшное чудовище, пугающее маленьких детей.
Остается загадкой, что картины названы "Мамай", а в подписях казак называет себя то Иваном, то Фомой и т.д. Возможно, название это произошло от небольшой речки Мамай-Сурка, протекавшей на окраине Сечи? Да еще и каменных баб на курганах называли мамаями.

Если обращаться к периоду гайдамачины (гайдама́ки, дейнеки (укр. гайда́маки, от тур. haydımak — «нападать») — участники украинских повстанческих вооруженных отрядов на принадлежавшей Речи Посполитой Правобережной Украине в XVIII веке), то по архивным данным, действительно существовал гайдамак Мамай. Историк А. Скальковский считает, что, возможно, это изначально было изображение этого человека, которое впоследствии стало обобщенным образом. А вот П. Кулиш в письме к О. Бодянского писал: "Ляхи зовут его (казака) в своих книгах Казак Мамай". Существует версия, что такое название дали казаку именно поляки, ассоциируя его с татарским воином. У Б. Гринченко есть интересная фольклорная запись "О Хмельницких. О Мамае "(с. Суботов Чигиринского пов.):" А сие уже как бы не после Хмельницкого было, как приехал в Суботов Мамай с запорожцами и ляхам много вреда наделал. Здесь в лесу неподалеку есть дуб невысокий да густой, Мамаем зовется. Говорят, что будто Мамай на него котел вешал, да как зазвонит, то его ребята и бегут. А другие говорят, что из-за того, что и Мамай был низкий и сильный, как дуб "(Гринченко Б. Из уст народа. - Чернигов, 1901. - С.287-288)

(http://abetka.ukrlife.org/cossak_dusha.htm)

 Статья Станислава Бушака о "Казаке Мамае":

Уже со второй половины XIX в., невозможно найти ни одного серьезного обобщающего исследования по истории культуры Украины, которое бы не упоминало «мамаев». Их исследовали, преимущественно с историческй и этнографическй точки зрения , выдающиеся ученые, среди которых Аполлон Скальковский, Пантелеймон Кулиш, Яков Новицкий, Николай Петров, Владимир Антонович, Иван Франко, Николай Аркас, Михаил Грушевский, Гнат Хоткевич, Дмитрий Яворницкий. Однако, еще в конце XIX в. в некоторых художественных кругах эстетическая оценка подобных картин была невысокой: художественные вкусы тогдашней публики определяли преимущественно принципы реалистического и академического искусства. Скажем, в «Истории русского искусства» (под ред. И. Э. Грабаря), в томе, посвященном искусству XVII - XVIII вв., помещена статья российского исследователя Е. Кузьмина, где о «мамаях» сказано, что "принадлежат они к числу произведений крайне наивных и грубых". Эта поверхностная и необъективна характеристика народных картин (равно и украинской портретной живописи XVII - XVIII вв.) базировалась, с одной стороны, на тогдашний ориентации художественной среды на совсем другие художественные образцы, а с другой, определялась недостаточным изучением народного искусства в целом. Как художественные произведения «мамаев» изучали украинские исследователи Константин Костенко, Павел Клименко, Степан Таранушенко, Яков Затенацкий, Федор Уманцев, Григорий Логвин; но наибольший вклад в их изучение сделали искусствоведы Кость Широцкий, Даниил Щербаковский, Павел Жолтовский и Платон Белецкий. До сих пор появляются новые публикации об этих произведениях, которые продолжают интересовать и искусствоведов, и филологов, и музыкантов, и художников, и этнологов. Особое место в этом весомом перечне исследователей принадлежит Платону Белецкому, работа которого «Казак Мамай »- украинская народная картина» (1960), защищенная как кандидатская диссертация, стала основой отдельного направления в искусствоведении - «мамаезнавства». Научное изучение мамаев началось фактически со статьи Данила Щербаковского в журнале «Сияние» (1913). Он нашел параллели между позой сидящего казака с бандурой на украинских картинах со многими образцами персидского искусства: рисунках на фарфоровых тарелках XII - XIII вв. и стеклянной посуде XIV в., произведениях мастера Абдаллака (XV в.), миниатюрах и тканях, на которых сидячие музыканты играют на струнных инструментах. По его мнению, композиционная основа украинской картины является прямым заимствованием из ближневосточно-мусульманского, скорее всего, иранского искусства. Он не сомневался, что «иконографические родственники нашего казака-бандуриста не на Западе, а на Востоке. Спокойная, ленивая фигура казака-бандуриста с подобранными "по-турецки" ногами с очень спокойным общим настроением, то невольно наводит мысли на Восток и заставляет там искать параллели. Параллелей таких можно привести немало, особенно в арабском, песидском турецком искусстве.

Вместе с тем, Щербаковский утверждал, что украинский сюжет картины «Казак Мамай" оформился  не позднее XVII века. Подобные мысли высказывал Кость Широцкий, который рассматривал эту народную картину в интерьере традиционной старинной украинской хаты: "Фигуру Мамая очень хотелось бы сблизить с сидящей по-восточному фигурой перса на старых восточных коврах и керамике XIII - XV вв." Вместе с тем Широцкий писал о возможных влияниях на формирование этих картин европейской живописи , в частности голландской живописи XVI - XVII вв. Во время гражданской войны в Харькове выходил журнал «Творчество», где появилась статья о «мамаях» известного художника и исследователя изобразительного искусства К. Костенко. Он писал о высоких художественных качествах «мамаев», сравнивая колорит этих произведений с шедеврами венецианской школы живописи эпохи классического Ренессанса, которые относятся к вершинным достижениям мирового искусства. В советский период изучение «мамаев» никто не поощрял, как писал академик Белецкий: «Неизвестно почему они до сравнительно недавнего времени считались проявлением украинского буржуазного национализма и прятались в музейных фондах». Однако полностью обойти молчанием знаменитую картину было невозможно. Поэтому время от времени появлялись публикации отдельных исследователей (П. Клименко, Г. Хоткевича, Я. Затенацкого, П. Жолтовского, И. Гончара и других), в которых освещались различные подходы к изучению «Казака Мамая», накапливался ценный теоретический и фактографический материал. Так, в работе «Музыкальные инструменты украинского народа» Гнат Хоткевич анализирует значительное число «мамаев» для выяснения эволюции форм традиционных украинских бандур и кобз. Павел Жолтовский в монографии «Освободительная борьба украинского народа в памятниках искусства XVII - XVIII вв. » - критикует К. Широцкого за его теорию о восточных заимствования глубоко оригинальной украинской композиции «Козак-бандурист », обвиняя его в распространении «космополитических миграционных взглядов». Яков Затенацкий придерживался умеренных взглядов: развивая идеи Д. Щербаковского, он предлагает еще несколько композиционных параллелей образа казака Мамая с произведениями иранского искусства. Но, в отличие от своего предшественника, он считал, что «появление аналогичной композиции в старом украинском изобразительном искусстве, в частности в творчестве казацких маляров, была, видимо, вызвана не столько желанием непосредственного подражания, сколько теми местными условиями, в которых жило степное казачество. Сама же традиционная схема композиции, возможно, послужила толчком к созданию аналогичной, однако вполне самобытной композиции в украинской народной живописи ».

Царь на троне. Средняя Азия. VI-VII вв. Неизвестный мастер. Чеканка на серебряной тарелке

Игрок на лютне. Неизвестный автор. Ирак. X в. Рисование на белой тарелке, глазирование

Музыканты на банкете правителя. Неизвестный мастер, Иран. VII в. Чеканка на серебряной с позолотой тарелке

Таковы были основные идеи исследователей, до того момента, когда изучение этих знаменитых произведений начал Платон Белецкий. Развивая взгляды предшественников о «восточных» влияниях на формирование композиционной схемы «Казак Мамай», Платон Белецкий выдвинул гипотезу не об ирано-мусульманских культурных импульсах (по Д. Щербаковскому, К. Широцкому и Я. Затенацкому), а о центральноазиатском, буддийском происхождении сюжета . По его мнению, композиционную схему «мамаев» принесли на Украину еще в середине XIII в. уйгуры, которые в составе монгольских орд Чингиз-хана вторглись на земли Киевской Руси. Позже сами монголы приняли, как государственною религию, буддизм в форме ламаизма. Монгольские воины возили с собой кожаные мешочки, привязанные к седлу, а в них - скульптурные и бумажные изображения буддийских божеств в характерной «восточной» позе. Кроме этого, Платон Александрович приводит параллели не только с иранским и монгольским искусством, но и с более ранним - скифским. Он, в частности, отметил сходство композиционной схемы и отдельных деталей украинской картины с золотой поясной бляхой так называемого «Сибирского клада». По его мнению, «сходство деталей не свидетельствует, однако, о том, что первоначальный вариант «Казака Мамая» был скопирован с какого древнемонгольського изображения. Зато это сходство является доказательством того, что общие условия жизни вызывают появление сходных мотивов в изобразительном искусстве ». Несмотря на то, что древнейшие из известных нам «мамаев» датируются началом XVIII в., он также считал, что эта композиционная схема сложилась значительно раньше - еще до XVII в.: «Возникла эта композиция, по нашему мнению, еще до XVII в." Ученый еще раз обращает внимание читателя на этот принципиальный момент своего видения проблемы возникновения «мамаев»: «Композиция картины сложилась еще в доказацкий период и повторялась тогда, когда понятие "казак" было уже седой древностью». Считая центральноазиатские происхождения композиции вероятными, Белецкий одновременно не исключал влияния местных факторов на ее формирование, поддерживая позицию Я. Затенацкого: «На самом деле позу бандуриста можно же было наблюдать и в жизни , а не только в произведениях искусства.» Такую же мысль исследователь высказывал в своих поздних работах, утверждая, что композицию сидящего под деревом фигуры казака-бандуриста не было нужды заимствовать, поскольку она пришла из самой жизни, а традиция лишь укоренила эти жизненные образы. Белецкий был первым, кто обратил внимание на менее распространенный вариант «мамая», где казак не играет на бандуре, а держит руки на груди в странном, малопонятным жесте. Такой вариант композиции он назвал «Казак - душа правдивая» в отличие от более распространенного сюжета «Казак-бандурист». По его мнению, именно эта деталь убедительно доказывает заимствование композиции «Казак - душа правдивая» от образцов буддийской иконографии, где жест пальцев рук казака на самом деле повторяет ритуальный жест буддийских святых «дхьяни-мудру» .

Будда Вайроган (фрагмент). Дзанабазар. XVII в.

В то же время Белецкий находит параллели композиции картины с монументальной скульптурой тюркоязычных кочевников украинских степей - половцев, так называемыми «каменными бабами», среди которых часто встречаются изображения именно мужчин. «На многих картинах часть рубашки между пальцами казака резко подчеркнута и неожиданно геометризируема, подобно очертанию чаши в руках каменных "мамаев"» .

Мужские статуи (с юго-западной части о. Хортица, ныне - г. Запорожье). Неизвестный автор. XII - 1 пол. XIII в. Резьба по известняку

Таким образом, Белецкий считает происхождения композиций «Казак-бандурист» и «Казак - душа правдивая» вполне автономным и независимым друг от друга. Вместе с тем он еще раз подчеркивает их древность: «Вполне возможно, что оба композиционных типа ... не только существовали в XVII в., но и отражали на то время давно составленные, традиционные для национальной живописи стилистические формы. И как бы ни менялись детали и не добавлялись надписи, здесь и там в большинстве памятников, сохранившихся от позднего времени, всплывают какие-то черты очень древних прототипов ». Мнения Платона Белецкого разделялись и развивались многими исследователями, в частности в публикациях его ученицы Татьяны Марченко-Пошивайло. Во вступлении к публикации «Казаки Мамаи», ставшей обнародованием ее дипломной работы, руководитель диплома Белецкий написал: «Это был собирательный образ, олицетворение всего казачества, как говорится - "памятник неизвестному казаку". Все остальные составные части композиции тоже имеют символический характер: дуб - сила казацкая, его оружие - постоянная готовность к борьбе с врагами родного народа, конь - воля казацкая, бандура - песня народа украинского, и даже его душа ... ». Развивая идеи учителя, Татьяна Марченко детально исследовала символику и семантику «Казаков Мамаев», тщательно анализировала все композиционные элементы картин (одежда, обувь, оружие, музыкальные инструменты, предметы личного обихода, составляющие пейзажного окружения). Она приводит убедительные параллели между картинами и украинским словесным фольклором - песнями, думами, переводами. Чрезвычайно ценной чертой этой работы является систематизация сведений об этих изображения: Татьяна Марченко упорядочила первый каталог «Мамев» - указав 74 картины, хранящихся в разных музейных и частных собраниях, а также некоторые утраченные. По мнению исследовательницы, «образ казака на народных картинах - это величественная, выкристаллизованная веками дума народа о своей сущности». Интересные идеи в своей докторской диссертации, посвященной фольклорным и этно-историческим аспектам происхождения и функциям образов украинских народных картин, высказал Александр Найден. Исходя из концепции о существовании величественной системы украинской прамифологии, он утверждает, что в народной живописи «отражены наиболее характерные черты украинского менталитета», а сама «украинская народная картина относительно основных ее сюжетных и образных факторов также касается доисторических обрядово-мифологических глубин, имеет истоки в древнем родовом пересказе ». По мнению Найдена, в фигуре казака Мамая закодированы в образной форме архетип «воина-солнечного божества, воина-героя, богатыря, воина-предводителя, воина-сакрального предка, воина-казака». Определяя уникальность картин «Казак Мамай» и некоторых других, он отмечает, что их образы служат «своеобразными национальными атрибутами-символами», имея своими истоками «фольклорно-коллективные, традиционные» факторы культуры, а не индивидуально-авторские, присущие современному художественному примитиву, что «не имеет корней в культурах прошлого». Современная исследовательница Милена Черная, используя семиотическую теорию Ю. Лотмана о картине как тексте и исходя из концепции о Запорожской Сечи как о своеобразном рыцарско-монашеском ордене, в котором посвященные казаки-характерники владели особыми знаниями и магическими силами, находит в произведении «Казак Мамай» «некоторые из особенностей казацкой магически-мистической практики». В последнее время заметна тенденция толкования «мамаев» как произведений, в которых зашифрованы архаические пласты праукраинской культуры. Этот подход может оказаться весьма плодотворным, хотя надо быть осторожным в выводах, которые должны базироваться на основе тщательного изучения фактического материала, а не на основе эффектных предположений. Для понимания феномена «Казака Мамая» и его существование в украинском культурном контексте более трех столетий важны малоисследованные связи «легендарного казака Мамая» с реальными историческими лицами, а также близость его образа с духовными традициями украинского вертепа и кобзарства.

Оригинал статьи и библиография: http://vainds.moy.su/news/kozak_mamaj_naukova_rozvidka_stanislav_bushak/2011-01-04-75

Казак Мамай. Неизвестный художник. Одесский художественный музей

 Вспоминает картину как традиционный атрибут народного быта и В. Малик в романе "Млечный путь": "На противоположной от низеньких окон стене вдруг привлекла внимание всех большая картина, написанная масляными красками. На ней был изображен казак, сидевший под деревом, прямо на траве, и, сложив под собой ноги по-турецки, играл на гуслях. Он имел бритую голову. Лишь узкий пучок черных волос спадал ему на лоб. Сбоку пасся конь привязанный к копью, воткнутому острием в землю, а на дереве висели ружье и сабля ".

Казака Мамая чаще рисовали с кобзой или бандурой в руках. Песня сопровождала казака всю его жизнь. В песне собраны думы народные, мечты, идеалы, стремления, даются оценки тогдашним событиям. Именно к бандуре обращены и последние слова казака перед смертью:

 Кобзо ж моя, дружино вірная,
Бандуро моя мальованая!..
Де ж мені тебе діти?
А чи в чистому степу спалити
І попілець по вітру пустити?
А чи на могилі положити?
Нехай буйний вітер по степах пролітає,
Струни твої зачіпає,
Смутнесенько-жалібнесенько грає-виграває,
То, може, подорожні козаки бігтимуть близенько,
Почують, що ти граєш жалібненько,
Привернуть до могили...

  Казаки носили холщовые рубахи со стоячим воротником. Цвет - рыжий, потому что полотно смазывали дегтем - эффективным бытовым антисептиком. На рубашке мало украшений: лента-завязка и немного вышивки по вороту и груди. Воротник расстегнут, ибо казак отдыхает. Лента - это веревочка, сплетенный из цветных нитей, которые имели определенное значение: красные и синие носили молодые мужчины и парни, а зеленые и черные - пожилые люди. На полотне этот обычай несколько нарушено, потому лента черная. Брюки у казака широкие, восточного покроя, внешне похожие на большой мешок. Назывались они шароварами. Шили их из зеленого или синего атласа или тафты. Из верхней одежды на герое длинный кафтан с дорогой ткани коричневого цвета с желтым орнаментом (растительным) - скорее всего восточного происхождения. Цвет, рукава и полы обшиты красной смушкой, предоставляющий одежде большей пышности и привлекательности. Еще один обязательный элемент картины - шапка, висящая на ветке (лежащая рядом на земле). В народе говорили: "Одел шапку - то уже и казак!" Поэтому шапки основном были ярко-красные или розовые. Как идет войско казацкое в красных шапках, то еще издалека видно, что это "запорожцы поле укрыли, ... шапочками закрасили". В данном случае она бархатная, красная, с нашитым золотистым кантом. Верх шапки несколько приплюснутый, а на нем золотой цветок (золотая пуговица).

Воткнутое в землю копье (часто с флажком) связано с погребальным обрядом: его ставили на могиле как символ уважения и скорби казаков-собратьев по умершему, как символ славы казацкой. Копье - это и оружие казака, народная пословица гласит: "Казаку без копья, как девушке без ожерелья". Копья изготовляли из тонкого и легкого древка с наконечником на верхнем конце и на нижнем с двумя небольшими, одна под другой, дырками для капканной петли, которая надевалась на ногу.

Почти на всех картинах "Казак Мамай" есть изображение дерева, преимущественно - дуба, который, как и в фольклоре, символизирует стойкость, прочность. Он также олицетворяет богатырскую силу, крепкое здоровье ("здоров как дуб"), долговечность, бессмертие.  

Ряд средств художественного выражения помогает выявить благородные черты характера казака. Взять хотя бы герб, свисающий с дерева. Он был обязательным элементом благородных портретов. Присутствие его на картине означает, что казак - свободная личность, равная в правах с благородным сословием. Особое распространение гербы получили в 17-18 вв., они были обязательной принадлежностью дворянского рода. На Украине свои гербы имела казацкая старшина. Чаще всего это было изображение поля, а на нем - лошадь. Герб украшали золотом. Рядом с гербом на дереве часто висела сумка. Она имела прямоугольную форму, красный цвет и разукрашивалась золотым кантом. Хранили в ней казаки огниво, табак, иногда - пули. 

Наиболее почитаемым видом оружия была сабля. В песнях называли ее "саблей-сестрицей", "мамочкой родненькой", "барышней молоденькой". Казацкая старшина имела не только боевые сабли, но и драгоценные, с пышным декором для торжественных случаев. Именно такая часто  ​​изображалась на картине - небольшая, с изогнутым и острым на конце клинком. Спрятана сабля в ножны, изготовленные из черного "хозу" (сафьяна). Ручка имеет вид закрученного золотого шнура, украшенная золотом. Рядом лежит пистоль (мушкет) - короткое легкое ружье, украшенное золотом.

Рожок-пороховница часто изготавливался из буйволиного рога, реже - из кожи, дерева, металла. В нем хранили порох и носили на поясе, поэтому он имел крышку и цепочку, с помощью которого его цепляли казаки. Рожок украшен орнаментом.

Казаки использовали огнестрельное оружие, но не забывали о луке и стрелах. Лук носили в специальных чехлах - налучах, а стрелы - в колчане, который прикрывался чехлом-накидкой. Налучи и колчаны изготавливали из кожи сафьяна, украшали золотом и серебром. В подписях к картинам можно было прочесть:

Як натягну лук я, брязну тятивою,
То мусить утікати хан кримський із ордою...

Непременным элементом снаряжения казака считалась люлька. В народе курение называли делом греховным, однако казак не мог расстаться с ней среди степного одиночества. Люлька была признаком молодости, молодцеватости, что особенно почиталось казаками. Ею хвастались, за нее и головы клали. Поэтому казак не представлял себя без трубки.

Мені з жінкою не возиться,
А тютюн та люлька
Козаку в дорозі знадобиться.

Изготавливали трубки из пеньков кленового дерева и из глины. Украшались узорами и орнаментом.

В казацком быту с его постоянными походами все дорожные вещи играли важную роль, в т.ч. и посуда: бутылка, рюмка, кружка, украшенные геометрическим орнаментом. Бутылка сужена вверх, зеленая, без украшений. Кружка - серебряная, фигурная, с ручкой, на низкой ножке.

Рассматривая одежду, оружие, вещи, можно предположить, что принадлежал Мамай к казацкой верхушке. Правда, в условиях военной жизни даже самые бедные представители казачества на время могли стать обладателями самых роскошных предметов быта шляхты. Поэтому можно считать, что на картинах отражены типичные обстоятельства, в которых находилось тогдашнее казачество, а изображение главного героя - обобщенный образ казака-запорожца.

(http://abetka.ukrlife.org/cossak_dusha.htm)

Неизвестный художник. "Сидит казак под вербой". Первая пол. XIX в. Национальный художнественный музей Украины

 И, наконец, статья Юрия Денисюка (источник - здесь http://blog.i.ua/community/2884/644440/ ), рассматривающая картины в контексте арийского наследия Украины. Как известно, существует несколько  гипотез относительно прародины индоевропейцев (http://colovrat.at.ua/publ/2-1-0-14). Южнорусская (украинская) гипотеза определяет в качестве прародины индоевропейцев Северное Причерноморье и Южнорусскую степь. Привожу в небольшом сокращении:

Упомянутые картины, по мнению современных исследователей, выполнены в стиле иконографии с соблюдением определенных канонов в символике центральной фигуры и окружающих атрибутов. Так что эти произведения народного искусства являются, собственно, иконами. Сакральность образа Мамая подтверждает то, что данная эзотерическая символика тождественна той, которая встречается на религиозных художественных произведениях, распространенных среди народов, проживающих в ареале распространения арийских племен и их культуры. Атрибуты - символы, изображенные на "мамаевых" иконах несут в себе закодированную информацию, которая передается из поколения в поколение на протяжении многих столетий, достигая эпохи переселения ариев с территории Украины на индийский субконтинент.

На священный статус Мамая указывает прежде всего ритуальная поза и прическа. Подобная медитационная поза является иконографическим изображением божеств у восточных культурах (в частности, Будды, Шивы и его ипостасей), что указывает на сакральность образа. Чуб, так называемый "козацький оселедець", традиция ношения которого берет начало в арийской культуре (шикту), символизирует высшие духовные силы. А именно то, что человек, который его имеет, осознанно находится в непосредственной связи с Богом, аналогично тому, как плод с помощью пуповины связан с матерью, находясь в ее утробе.

Именно пуповину, но уже как единение с Богом в духовном смысле, символизирует прядь волос на макушке головы украинца (казака, характерника). Следует обратить внимание на то, что волосы на голове оставляли только в том месте, где у младенцев с рождения находится отверстие в черепе, так называемое «темячко», которое по мере взросления зарастает. В эзотерических науках утверждается, что именно через эту точку на голове, человек получает большую часть информации в первые дни жизни. Казаки брили голову в знак отказа от мирской жизни, перехода на путь духовности и абсолютного аскетизма. В таком контексте чуб служит средством ритуальной связи с высшими мирами, Богом.

Для понимания значимости образа Мамая для украинского народа, необходимо дать ответ на главный вопрос исследования: почему украинцы дали Мамаю сакральный статус, используя его образ как оберег от темных сил и всяческих бед, обращаясь к нему за помощью в повседневных делах наравне с христианскими святынями? Этот факт является еще одним доказательством того, что Мамай не является обычным человеком, а скорее божественной сущностью, воплощением самого Бога.

Из древних источников известно, что Мамай - учил тайнам характерничества, т.е. сам был характерником. Анализ и правильное понимание термина «характерник» - поможет пролить свет на этот вопрос и укажет нам тот путь по которому мы доберемся до окончательного ответа.
Какое же значение имеет понятие «характерник» и вообще «характерничество» как эзотерическая философия и система практик?
Зачастую украинское существительное «характерник» объясняют словом греческого происхождения "характер". Такой подход не может дать ключ к пониманию этого понятия. Слово «характерник» является, прежде всего, украинским. Если быть точнее - давнеукраинским и его корни уходят в праязык индоевропейцев, носителей санскрита. Уже доказано иностранными и отечественными специалистами, в частности генетиками, археологами, филологами, что арии, носители санскрита, являются предками современных украинцев. Известно, что с территории Северного Причерноморья племена ариев во 2-м тысячелетии до н. э. принесли в Индию свою развитую культуру и язык.
В этой стране арийское наследие, а именно санскрит как сакральный язык священных текстов сохранился в почти неизменном виде до наших дней. Именно внимательное изучение философии, религии, эзотерических практик индийского народа и санскрита в контексте украинского языка и фольклора и даст ключ к пониманию образа Мамая и характерничества, а также многих загадок запорожского казачества и вообще украинской истории.
Обратившись к нашему праязыку, находим в основе существительного "характерник" санскритский корень "хара" - в ведантизме и индуизме одно из имен Шивы и Шакти. В эзотерической традиции индусов, а именно Йоге - Шива (санскр., iva, - «благой», «милостивый») - божественный, вечный дух, макрокосм, недвижимое мужское (духовное) космическое начало, высшее «чистое сознание», созерцающее динамическое женское начало, - пракрити (материю). Шакти – первичная энергия; сила, мощь, способность.

Шиву считают основателем Йоги так же, как и мистический Мамай считается изобретателем древней, тайной практики и жизненной философии - характерничества.

Можно сделать вывод о том, что слово «характерник» употреблялось по отношению к блаженной, духовно-развитой личности, которая благодаря своим практикам достигла высшего состояния сознания и, как результат, получила сверхчеловеческие возможности, приобрела определенные черты божественности.

В Ведах говорится, что среди арийской касты воинов (кшатриев) существуют отряды, основу которых составляют махаратхи - могучие бойцы, способные в одиночку бороться против тысяч. Префикс «ма-» в санскрите означает «великий», что означает корень "хара" -  уже выяснено. Следовательно, учитывая то, что в украинской традиции характерники известны как мистические воины, обладающие необыкновенными способностями, знанием уникальных боевых искусств и являються  неотъемной составляющей украинского аналога варны кштариев - казачества, становится очевидным наследование арийских традиций.

Исходя из вышенаписанного, также становится более понятным и само имя Мамай и так как в нем "Ма" (большой) повторяется, что может означать, «великий из великих», то есть – «Величайший». Можно сделать вывод о явном тождестве украинского Величайшего Характерника (Мамая) с индийским Шивой (Хара). Более того, сопоставив канонические изображения Шивы и Мамая, увидим почти 100% сходство символизма и информационного наполнения их образов и сопровождающих атрибутов. Именно знание о том, что символизируют атрибуты Хары (Шивы) поможет нам разгадать тайну мистичности образа характерника Мамая.

Важный атрибут, который всегда изображали на иконах с Мамаем – это музыкальный инструмент - кобза. Аналогично украинской, в индийской традиции Шиву изображают с Виной - музыкальным инструментом, который очень похож по форме и звучанию на кобзу.

В этой ипостаси Шива носит имя Сарасвати (Мудрость, знания) и считается воплощением всех знаний: искусств, наук, ремесел и мастерства. Сам музыкальный инструмент символизирует владение искусствами. Кобза (вина) является намеком на то, что ее владелец является носителем и передатчиком сакральной информации, то есть занимается просветительством.

В связи с этим следует вспомнить древнеукраинских гусляров, кобзарей,  которые традиционно были хранителями и рассказчиками народного миропонимания, его философии. Они - носители ведической духовной традиции - стали творцами нашего устного героического эпоса, дум и исторических песен, которые остаются непревзойденными творениями поэтического гения народа и по которым следует изучать подлинную историю Украины. Кстати, арийские Веды сначала передавались исключительно в устной традиции, от учителя к ученику, и только значительно позже были собраны и записаны индийскими браминами.

На развитую духовность, а значит и божественность характерника Мамая указывают многие другие из его атрибутов, которые, как и атрибуты индийского Шивы несут нам конкретную информацию и раскрывают образ.

Попробуем расшифровать это закодированное послание. На каждой иконе Мамая изображено копье – символ, означающий мужское начало, силу, которая дает жизнь, воинскую отвагу. Заметим, что копье всегда изображено за спиной главного героя и, что самое интересное, только в вертикальном положении. Таким образом, открывается более глубинная информация, скрытая в этом символе, а именно то, что он олицетворяет собой центральный энергетический канал, который проходит через внутреннюю часть позвоночного столба, соприкасаясь с ним в каждом из 8-ми информационно - энергетических центров (чакр). Этот канал известен всем развитым эзотерическим и мистическим учениям мира, которым бесспорно было и характерничество.

В ведической традиции этот энергетический канал носит название «сушумна». Сушумна берет начало в основании позвоночника, в месте расположения Кундалини (энергии), проходит вдоль спинного мозга и заканчивается на макушке головы, именно оттуда у характерников растет прядь волос известная в народе как селедка. Верх копья, как стрелка показывает, что сознание данного лица (Мамая) поднялась по сушумне вверх, от самой низшей из чакр к высшей и растворилась в Боге. На то, каким образом, это лицо достигло вершины духовного развития дает ответ другой неотемный атрибут Мамая - сабля (меч, кинжал). Она является символом мудрости различения и отсечения человеческих наклонностей.

Неизвестные иконописцы ненавязчиво подсказывают нам, что характерник с помощью мудрости различения отсек тьму невежества, иллюзорных знаний человечества. Эта мудрость приобретается с помощью единонаправленной концентрации (символ - кинжал).

 Характерник получает эту мудрость с помощью несокрушимой силы воли,  на что указывают лук и стрела. Лук символизирует силу Воли, а стрела в иконографии является символом осознания и сосредоточения внимания. Можно сделать заключение, что с помощью силы воли, осознания и сосредоточения внимания Мамай достигает единонаправленной концентрации, получив таким образом мудрость различения. Он отсекает человеческое иллюзорное мироощущение и
направляет всю скрытую потенциальную энергию (Кундалини) в сушумну, и пройдя по ней до вершины (Великий Путь), достигает единства с Богом.

Далее, непосредственно за главным героем иконы и вертикально установленным копьем, всегда изображена лошадь, которая имеет, в зависимости от информационного наполнения, черный или белый окрас. В ведическо-индийском иконописи рядом с Шивой чаще всего изображены в одних случаях черная антилопа или лань, символы постоянного движения человеческого разума, а в других - белый вол (управляемое мужество и преданность). Вышеприведенные животные-символы заменены на картинах Мамая более уместным в данных обстоятельствах животным. Конь символизирует свет, быстроту мысли, интеллект, мудрость, знатность, динамическую силу, ловкость, бег времени. Он обладает инстинктивной чуткой звериной натурой, магическими силами обожествления. Конь также символизирует нечто неразрушимое, скрытую природу вещей. В ведизме и индуизме это животное еще выступает телесным кораблем, а его всадником - Дух. Так как на иконах лошадь привязана уздечкой (символ управления, ограничения) к копью, то это указывает нам на то, что главный герой картины с помощью сил, полученных им в процессе подъема сознания по Великому Пути (сушумне), как искусный всадник, укротил неуправляемый ум, его составляющие и проявления, а также свое непослушное тело и властно управляет ими.

Он очистил и усмирил свой ум и познал сокровенную природу вещей, достигнув таким образом, бессмертия. На что также указывают предметы, которые изображены рядом, а именно пороховница, которая имеет форму полумесяца, чаша и ваза.

Именно сосуд в форме полумесяца символизирует контроль над разумом, чаша – очищение  и творческую силу. Ваза в арийской традиции - это драгоценный сосуд, содержащий в себе «амриту» или нектар бессмертия и означает победу над рождением и смертью, духовный триумф и спасение.

Таким образом, Мамай приобретает черты бога, становится более божеством, чем человеком. Правильность такого подхода утверждается и в символе божественности, верховности Бога-творца - шапке, которая также является неотъемлемым атрибутом иконы. В заключение, на священную секретность картины указывает сумка (торба) - символ сокровенности, нахождения чего-то в чем-то.

Исходя из выше написанного, становится понятным, где находиться корень одной из загадок украинского бытия, а именно - поклонение Мамаю наравне с религиозными святыми.

Вся информация, скрытая в рассматриваемой символике, указывает нам на глубокое родство философии характерничества, как системы знаний и практик с аналогичными практиками Йоги, Тантры, Веданты, которые до настоящего времени практикуются в Индии.

Именно там необходимо искать ключи к окончательному пониманию феномена характерничества как неотъемлемого и самого значимого звена украинского казачества и вообще истории и культуры украинской нации.

Неизвестный художник. Казак-бандурист. Нач. XIX в. Национальный художнественный музей Украины

Неизвестный художник. Казак-бандурист. XIX в. Национальный художнественный музей Украины

Казак Мамай. Национальный художнественный музей Украины

Казак-бандурист. Около 1890. Полтавский художественный музей

Неизвестный художник. "Козак - душа правдивая". XIX в. Национальный художнественный музей Украины

Казак Мамай, XVIII в. Черниговский областной художественный музей

Казак Мамай. Народная картина. 18 в.

Казак Мамай, XVIII ст.

Картины Катерины Касьяненко из серии "Мамаи и Мамаивны":

Живопись Алексея Куденко: