В Орске функционируют несколько МФЦ. Два сейчас вне зоны доступа – к ним только вплавь. Действующий остался один, куда направляют всех пострадавших от наводнения.
Люди часами томятся в очереди, чтобы оформить заявления на выплаты. Бьются за жалкие по сравнению с потерями 20 тысяч рублей, которые положены для поддержки штанов на первое время. Пытаются получить 100 тысяч при условии, если докажут, что дом находился в зоне подтопления. Казалось бы, не ахти какие суммы по мнению некоторых, но для пострадавших каждая копейка на счету.
Я подъехала к МФЦ в полдень. Хвост очереди заканчивался на улице. Внутрь не пробиться.
— Дом — не мой, но имущество моё. Я там жил с хозяином, трое детей у меня. Мне положены хотя бы 20 тысяч? Разъясните кто-нибудь, — кричал на крыльце МФЦ уроженец Средней Азии.
— Я стою в очереди 505-я, талон мне дали, но боюсь, до закрытия не успею, — жаловалась пострадавшая.
— Я в 9 утра пришла, у меня талон номер 182…
Рядом туда-сюда ходит женщина в резиновых сапогах: «У меня машина под водой. Внук на вахту уехал. Муж посинел от холода, целыми днями в воде. Вчера он упал, телефон утонул. Я в бомжатской куртке с чужого плеча, напялила мужские ботинки на пару размеров больше, других не нашлось. Что такое 20 тысяч? Мы за эту неделю больше денег потратили на газовые баллоны, продукты»…
«Карты уплыли вместе с телефоном»
Протискиваюсь внутрь. В помещении духота.
— Почему люди не подают заявки на "Госуслугах", так же удобнее? — спрашиваю у сотрудника МФЦ.
— Вы видели этих людей? Они до сих пор кнопочными телефонами пользуются, — кидает в ответ сотрудница. – Бабушки-дедушки не регистрировались на "Госуслугах", у многих нет банковских карт, наличными расплачиваются, по старинке. Многие даже паспорта забыли в затопленных домах.
— Моей маме пенсию носит почтальон, ей так удобнее, — подтверждает кто-то из присутствующих.
Около стойки сотрудница МФЦ спрашивает посетителя: «Где собственник жилья?». Ответ: «Он на крыше сидит».
В МФЦ я увидела всю трагедию русского народа. Собравшиеся говорили про неподъемные кредиты, ипотеку, жаловались на низкие зарплаты и черствых чиновников. Не жизнь, а хождение по мукам.
Орчане не стесняются кричать о проблемах. От камер не прячутся. Они хотят быть услышанными.
— Мои старики лишились дома, пользоваться банковской картой они не умеют. Каждый месяц я приезжала и снимала им наличные, — разговорилась женщина лет 45. — После потопа они боялись признаться, что их карты уплыли вместе с телефоном. Я за голову схватилась, когда узнала. Выплаты ведь производят до 4 мая. Отпросилась с работы, поехала в банк, через пять дней только сделают новые карты.
С ноги на ногу переминается пенсионерка: «Неужели нельзя пожилым по паспорту выдавать деньги. Видно ведь, кто прописан в зоне подтопления».
Из здания выходят старики в домашней одежде. Женщина поддерживает под руку мужа. Следом старик на костылях. За ним парень без ноги.
— Вот посмотрите на них. В тапочках, в халатах, ну какие им «Госуслуги»? – вздыхает девушка. – Я сама жду, когда вода уйдет, хочу к дому пройти, посмотреть, что от него осталось. Нам сказали: в доме ничего не трогать, пока специалисты не произведут оценку ущерба. Я независимых экспертов приглашу, хотя и придется заплатить. Не доверяю властям.
Другая орчанка делится проблемами: «Отец сильно сдал после потопа, надо его в больницу положить. Мама ещё держится. Они два месяца назад купили технику на 140 тысяч. Долго откладывали с пенсии. Взяли холодильник, морозильную камеру, отопительный конвектор, микроволновку и стиральную машину, которую даже не успели подключить».
На крыльцо выходит дама, представляется волонтером, протягивает листовки: «Мы помогает с кредитными каникулами. Может, кому ипотека нужна или арендовать комнаты подешевле? Наши риэлторы договорятся».
Люди берут визитки. Кто-то тихонько возмущается: «Нашли время для кредитов и ипотек?».
— Я живу в аварийном доме 1949 года. Капремонт нам обещали сделать в 2032 году. Вряд ли он доживет столько лет после потопа, рухнет. Что делать? – обращается к волонтёру женщина.
Волонтер говорит что-то про «гражданскую ответственность администрации Орска», мол, дом наверняка был застрахован государством, предлагает зайти на сайт страховой группы: «Они скидывают памятку, какие документы нужны. Вы будете владеть информацией. Или звонили на горячую линию и заявите о страховом случае».
«Как у вас все просто», — сплюнул от досады мужчина.
— Меня с работы не отпускают, чтобы заняться проблемами. Что делать, ума не приложу, — повисает в воздухе вопрос еще от одного посетителя.
— Можете позвонить на горячую линию трудовой инспекции, — предлагает все тот же волонтер, которая говорила про страховую компанию.
— На горячей линии отвечают: все вопросы решать с работодателем. Я на заводе работаю, мне навстречу не пойдут.
Волонтер пожимает плечами: «Ничем помочь не могу».
«Вернемся в сарай, если стены останутся»
Пожилая женщина в платке облокотилась на перила. Рядом с ней дочь и внучка.
— У нашей семьи два частных дома затопило, — рассказывает дочка. – Муж, два брата и сноха сидят на крышах. Туалет там оборудовали, заборчик сделали. Ходят в ведро, потом его выплескивают на улицу. Недавно им удалось помыться… С продуктами все хорошо. Запасы заранее сделали, когда в новостях сказали, что грядет наводнение. Но такого масштаба никто не ожидал. Твердили, что дамба под контролем. На самом деле, в затопленных районах полно народу на крышах поселились, караулят добро. Напишите, как там дома обворовывали, а потом поджигали, чтобы замести следы. По слухам, три-четыре дома сгорели.
— Вроде сейчас те районы патрулирует полиция.
— Наши близкие полицию ни разу не видели. Мародеры ездят на моторной лодке по 3-4 человека. Объезжают территорию, присматриваются к домам. Потом один остается на шухере, трое лезут в дом. А теперь ещё и дома поплыли. Вроде очевидцы видели 4 плавающих дома и одну баню. Кстати, вы не знаете, что с нашим мэром? Он совсем притих. К чему мы придем? Посмотрите на нас, с чем мы остались. Целыми днями бегаю, добываю гуманитарку. Маму вот приодели.
Мама замечает: «Платье мне нашли, я в нем, как из дурдома».
— Она мне говорит: куда мне такое длинное платье с моими белыми панталонами. Я отвечаю: мама, ты не на базаре, проснись, — продолжает женщина. — На самом деле мы только пару дней, как шутим. Первые два дня паниковали, рыдали, из угла в угол бегали. Потом взяли себя в руки. Ладно мы, молодые, справимся, в посмотрите, сколько здесь стариков, инвалидов. Даже если выплатят им эти копейки, что они с ними будут делать? Селить их некуда, новостроек нет. Пенсионеры вернутся в лучшем случае в сарай, если стены останутся.
Из МФЦ спускается женщина: «Без вариантов, сегодня не пройдем, я на очереди 300-я. Так унижаться за 20 тысяч приходится. Бомжей из нас сделали, могли бы хоть сейчас по-человечески с нами обойтись».
Тем временем прошла информация, что в Орске в ближайшие дни откроют еще один МФЦ в центре города.
«Еще и Слуцкий этот…»
Дальше я направилась в школу № 8, где расположен пункт временного проживания для пострадавших от наводнения.
По дороге наслушалась еще историй. Кажется, сегодня весь Орск говорит только об одном.
Из продуктового магазина вышла семья – молодая и пожилая женщины с ребенком. В руках – сумки с водой, йогуртом, печеньем, хлебом. «Сейчас снова в МФЦ, потом в школу. Вроде на пару дней закупились».
В пиццерии две мамы с детьми обсуждают наболевшее: «Кто наших детей будет занимать? Надо их отвести в администрацию, пусть они их развлекают. А то говорят нам: езжайте в другой город. А кому мы там нужны?».
Разговор на автобусной остановке:
— Не подскажете, как теперь добраться до 6 микрорайона (затопленный)?
— Вроде маршрутку пустили.
— Да она ужасно ходит. А мне туда надо.
На калитке школы висит бумажка: «Вода закончилась». Двери и окна учебного заведения увешаны таким же табличками.
Двое мальчишек рвутся внутрь: «Как нет воды? Вроде вчера был полный спортзал».
Подходит женщина: «У меня мать инвалид, муж с инсультом, я его на руках из дома не вынесу. У нас 9-этажный дом, сидим пятые сутки без воды и отопления. Сюда добралась на такси, в маршрутке с грязной головой стыдно ехать. Прошла информация, что здесь воду дают, может продуктовые наборы есть».
Из школы выходит охранник: «Нет воды, написано же. И продуктов нет, ничего у нас нет».
— Депутат какой-то выступал и ляпнул, что воду и продукты можно взять в 8 школе, вот все сюда и прут, — ворчит мужчина. — А нам ничего не привозили. Вы считаете, кто в случившемся виноват? Я думаю, что руководство. Правда, по телевизору еще грызунов обвинили. Весь мир над нами смеется. Зачем таких у руля держать? Еще и Слуцкий этот… Эх...
Причем тут Слуцкий, мужчина не пояснил.
Кстати, в здании школы не только воды не оказалось, но и пункта временного размещения. Выяснилось, что у школы два филиала. Пострадавших разметили в старом корпусе.
Старое здание школы выглядит неважно: забор покосился, само помещение требует серьезного ремонта.
Перед входом вывеска на красном холсте: «Пункт временного размещения». На крыльце сушится одеяло.
Внутри и снаружи толпятся постояльцы. В коридоре сотрудницы школы принимают новых посетителей.
— Вы к нам постояльцем? – спрашивают у мужчины лет 40. – Место работы, прописка. Вещи есть?
Из вещей у нового посетителя оказался маленький пакетик. Он сильно хромает, заикается, глаз дергается.
У меня тоже проверяют документы, долго согласовывают мой визит с начальством. Затем заместитель директора школы ведет меня по коридорам. Спрашиваю, когда дети вернуться в школу. Пожимает плечами: «У нас на этот счет пока нет информации».
Заходим в кабинет начальных классов. Он под завязку заставлен полудетскими кровати. На них лежат мужчины – молодые, пожилые. Постояльцы отказываются от беседы.
«Сижу одна, ловлю мышей»
Направляемся в другой класс. Тут чуть посвободнее. Кровати стоят на расстоянии друг от друга, вместо тумбочек – школьные стулья. За главную в классе 84-летняя баба Шура.
— Меня последнюю вынесли из нашего 9-этажного дома, потому что я не особо ходячая, — кивает на ходунки. – Когда всё началось, во дворе «скорая» стояла, волонтеры кричали в радиорубку: бабушка, собирайся. А я не пойму, куда собираться. Не слышала про потоп. Потом ко мне поднялись, я им говорю: живая, не утонула еще. Оказалось, что все соседи выехали, а я одна сижу, ловлю мышей. Без посторонней помощи не выбраться. Стала паковать вещи, пуховой платок взяла. Но пока собиралась, волонтеры уехали, не дождались меня. Позже какой-то парень на машине забрал меня и привез сюда. Мне тут хорошо. Я бы до зимы так жила: тепло, кормят.
Баба Шура хитро улыбается: «Я здесь даже любовника заимела. Молодой парень ночью приходил и накрывал меня».
— Так это, наверное, волонтер? – удивляется сотрудница школы.
— Ага, волонтер в штанах, а сверху голый. Я на самом деле, жуть как перепугалась. Тут ведь много странных людей. Вот один недавно заглянул к нам, увидел зеркало, хотел побриться. Мы его прогнали. Мало ли что у него на уме.
Спрашиваю у завуча: «Есть странные постояльцы?». Та разводит руками: «Мы же не выбираем, кого селить. Пьяных сюда не пропускам. Охранник на входе проверяет сумки. Хотя никто не мешает им выпить за пределами школы. Но тут народ, как дети, чуть что заметят, бегут жаловаться».
— На втором этаже непонятные граждане живут, — кивает бдительная баба Шура. – Девушка недавно оттуда подошла к нашей двери, стоит смотрит. Тут нужен глаз да глаз за всеми.
В Орске прошла информация, что народ массово вакцинируется от гепатита А. Мои собеседницы про это не слышали: «Нам только противовирусные таблетки дали и все».
— Вакцинируют сейчас другое крыло, завтра до вас дойдут, — информирует завуч.
— Я четыре раза прививалась от гриппа, четыре раза болела, — вспоминает баба Шура. – Не верю в прививки.
— А я домой хочу, завтра уже поедем, — присоединяется к беседе соседка по комнате. — От нашего дома отошла вода, завтра обещали свет дать.
Идём дальше по коридору.
— Здесь у нас детская, — показывает завуч.
В коридоре свалены стулья. За партой, облокотившись, сидит женщина в цветном халате.
В отдельной аудитории разместились семьи с детьми. На полу лежит прокрывало, на нем разбросаны кубики и воздушные шарики. На шкафу стоят глобусы.
— Домой хочется, но от нас пока вода не ушла, ни газа, ни света в квартире нет, — объясняет 26-летняя мама. — Детки, которые в школе были, почти все разъехались. Одни в Москву к родственникам, у других газ и воду включили.
Следующая комната – узкая, больше напоминает кабинет преподавателей. Хотя на стене висит учебная доска, значит, здесь проходят уроки. Помещается всего четыре кровати. На одной сидит семейная пара. Женщина представляется Валентиной Михайловной.
— Мы живем в многоэтажном доме, может, и не уехали бы оттуда, но нас выкурили: воду и свет быстро вырубили, — начинает она рассказ, — Потом орали в рупор, светили прожекторами в окно, включали сирены. Спать невозможно было. Затем подогнали автобус: быстро уезжайте. А куда? Мы прыгнули в свою машине и рванули сюда. Сейчас вода от нашего дома отошла, но коммуникации не подключили. Муж каждый день ездит, проверяет, цела ли квартира, не обнесли ли её. Соседи тоже сидят, сторожат имущество. Говорят, электричество включат после 12 апреля, по часам будут давать. Как только газ подключат, мы из школы уйдем. Что мы койку занимаем, тут есть более нуждающиеся люди.
— Мыться вам есть где?
— Нас в баню возили. А сегодня я в парикмахерскую сходила, подняла себе настроение. Вот, куртку чью-то взяла, думаю, вернуть, она пахнет сильно. Наверное, долго где-то лежала, её нуждающимся и принесли. Вообще, нас хорошо здесь встретили — тапочки новые дали, халат.
Завуч меня торопит: «У вас все? А то у меня еще дел полно».
По холлу пробегает блондинка в форме, на рукаве шеврон «МЧС».
— Это психологи, в первые дни у них много работы было. Люди находились в стрессе, плакали, — объясняет собеседница. — У меня ведь тоже дом под крышу затопило, но мне плакать некогда…
Пока мы ходили по школе, я обратила внимание, что кое-где отходят навесные потолки, местами потрескалась напольная плитка, деревянные оконные рамы тоже пора на выброс. Видно, что ремонт здесь, скорее, делают своими силами.
— Надо написать, что школе требуется ремонт, – замечаю я.
— Да не надо, — смутилась женщина. — Мы стоим на очереди на капремонт. В этом году должны были отремонтировать. Но потом переключились на другую школу, которая находится в более плачевном состоянии. Значит, мы вторые на очереди. Подождем…
Боюсь, что теперь ждать придется долго…