Нил Гейман
Ханука под звон колокольчиков
Не припомню, чтобы клянчил в детстве чего-нибудь так же сильно, как Рождественскую ёлку. При полной поддержке сестер, конечно.
- Но мы же евреи, – возражали родители, – Мы не отмечаем Рождество. Мы вместо этого отмечаем Хануку.
И что с того: Ханука никак не заменяла Рождество. Мои родители – в отличие от дедушек и бабушек – даже не каждый год праздновали Хануку. А, если мама и вспоминала о ней, мы-то, дети, прекрасно понимали, что менора со свечами не особенно похожа на Рождественскую ёлку. Родители соблюдали кошер, ходили по праздникам в синагогу, на чем соблюдение обрядов обычно заканчивалось. В то время, как дедушки-бабушки были правоверными иудеями, родители не особенно увлекались религией, а их дети оказались попросту никудышными иудеями. Мы усвоили, что причина нашего никудышного иудейства кроется страстях по Рождественской ёлке.
В наше оправдание можно сказать, что мы были попросту погружены в Рождество. В восемь лет мне предложили сыграть в школьной пьесе о Рождестве роль пастуха или волхва. Я - мальчик развитый и начитанный – возразил учительнице, указав на то, что в пьесе могут участвовать либо пастухи, либо волхвы, но не те и другие вместе, поскольку Евангелия от Луки и Матфея содержат описания сильно отличающихся друг от друга процессов. Она мудро ушла от обсуждения теологических вопросов с восьмилеткой, одновременно указав на то, что, будучи Первым пастухом, я одновременно стану рассказчиком истории, зачитывающим оную со свитка. Тут я прикусил язык, боясь потерять ведущую роль, которую нет необходимости заучивать наизусть.
Битва за Рождественские Подарки была на тот момент уже выиграна мною и сестрами. Неважно, что мама надписывала мой ежегодник «Доктор Кто» (с Уильямом Хартнеллом или Патриком Троутоном на обложке) «Счастливой Хануки», книга тем не менее доставлялась в сочельник в празничном носке вместе с другими подарками. Надпись представляла интерес лишь семантический: заполучив желаемое, мы ее не перечитывали.
Поймите правильно: мы не завидовали друзьям, получавшим Рождественские подарки, мы завидовали друзьям, у которых были Рождественские ёлки. Рождественская ёлка предствалялась нам единственным смыслом Рождества, которое не имело ничего общего со всеми этими яслями, пастухами и (вернее, как я бы вам тогда несомненно указал, «или») с волхвами. Только ёлки, причем ёлки, правильно украшеные: обязательная мишура, разноцветные шарики и звезда на верхушке. Мы их клянчили, мы их домогались изо всех сил, мы не намерены были сдаваться. Но - не находили понимания у родителей, у которых не было в детстве ёлок. Вместо того у наших родителей имелись родители, не одобрявшие ёлки.
- Нельзя, - объясняла мама, – быть иудеем и наряжать на Рождество ёлку.
Я - мальчик развитый и начитанный – возражал:
- Но ведь ёлка - не христианский символ!
- Я думаю, со временем ты поймешь: таки – вполне христианский. Потому-то Ёлки и называют Рождественскими, - утвеждала мама.
- На самом деле, - гордо, как и положено развитому мальчику, вещал я, - это языческая традиция. Всякие растения. Обычай вносить в дом деревья во время зимнего солнцестояния и украшать их не имеет никакого отношения к Христианству. Он идет с языческих времен.
Я не очень понимал, почему языческий обряд лучше, но аргумент был эффектным, и, казалось, подорвал мамину уверенность в собственной правоте. Как и моя учительница, она мудро ушла от обсуждения теологических вопросов с восьмилеткой.
Либо мои ученые доводы (как я думал тогда), либо умоляющие глазищи и дрожащие губки моих сестер (как я подозреваю сейчас) сделали свое дело: папа сходил на базар, выбрал дерево и принес его домой. Таким образом мы выигали Битву за Рождественскую Ёлку, а с нею и всю Рождественскую войну. Папа даже напялил на себя огромную ватную бороду, чтобы в качестве Деда Мороза положить подарки к нашим кроваткам.
Мы при этом изо всех сил делали вид, что спим.
- Что это было, - спросил я сестру, когда он ушел.
- Папа, конечно, - прошептала она.
- Ты уверена?
- Оно пришло в папиной ночной рубашке, - рассудительно поясняла она, - Значит оно – папа.
Как оказалось впоследствии, для того, чтобы праздновать Рождество, совешенно не требовалось верить в Деда Мороза: эксперимент с ним больше не повторился. Но ёлки остались. Все мое детство с тех пор их покупали в последнюю субботу перед Рождеством.
Наши глубоко обезъёленные ортодоксальные родственники возмущались и удивлялись. А мы радостно праздновали наше Иудейское Рождество и были счастливы.